19 февраля 2015 г.

что делать Раскольникову?



   Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге. Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб его не тревожили вечером, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно раз6удили в 8 часов, потому что у него есть спешные дела, запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, -- видно, заснул. Пришло утро; в 8 часов слуга постучался к вчерашнему приезжему -- приезжий не подает голоса; слуга постучался сильнее, очень сильно -- приезжий все не откликается. Видно, крепко устал. Слуга подождал четверть часа, опять стал будить, опять не добудился. Стал советоваться с другими слугами, с буфетчиком. "Уж не случилось ли с ним чего?" -- "Надо выломать двери". -- "Нет, так не годится: дверь ломать надо с полициею". Решили попытаться будить еще раз, посильнее; если и тут не проснется, послать за полициею. Сделали последнюю пробу; не добудились; послали за полициею и теперь ждут, что увидят с нею.

(...)


  "Ухожу в 11 часов вечера и не возвращусь. Меня услышат на Литейном мосту, между 2 и 3 часами ночи. Подозрений ни на кого не иметь".
   -- Так вот оно, штука-то теперь и понятна, а то никак не могли сообразить, -- сказал полицейский чиновник.
   -- Что же такое, Иван Афанасьевич? -- спросил буфетчик.
   -- Давайте чаю, расскажу.
Чернышевский. Что делать?
...........................................................................

   В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С -- м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К -- ну мосту.
   Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться.




(...)



   -- Раскольников, студент, был у вас назад тому месяц, -- поспешил пробормотать молодой человек с полупоклоном, вспомнив, что надо быть любезнее.
   -- Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, -- отчетливо проговорила старушка, по-прежнему не отводя своих вопрошающих глаз от его лица.
  -- Так вот-с... и опять, по такому же дельцу... -- продолжал Раскольников, немного смутившись и удивляясь недоверчивости старухи.


Достоевский. Преступление и наказание