Зиновьев почти не виден
В студенческие годы у меня был приятель, очень увлекавшийся кинематографом. И вот однажды он сообщил мне и еще одному нашему приятелю, что в "Иллюзионе" пойдет редкий фильм Шепитько "Ты и я", так что стоит посмотреть.
Ну ладно. Пошел в кинотеатр, купил билет. Сел в зал. Сеанс начался. Первые же кадры показались мне фальшивыми, сцена нелепой, игра актеров искусственной... Я встал и... ушел.
А еще через пару минут в зал небрежно вошел тот самый третий приятель. Потом мы с ним встретились. И он стал рассказывать, насколько фильм был интересным, необычным. Во мне проснулся червь сомнения: так ли уж я был прав в своем максимализме?
Купил билет на другой сеанс. Посмотрел и понял, что приятель был прав, а я сглупил: фильм действительно оказался незаурядным; на недавней ретроспективе Шепитько в Каннах он был признан лучшим.
"Зияющие высо́ты"
Через какое-то время звонит мне тот самый приятель и говорит: могу дать почитать зиновьевские "Зияющие высоты" (о которых мы уже слышали по "голосам").
Встретились, обговорили сроки. Он дал мне аккуратный двусторонний ксерокс (помню, очень хорошего качества). Повернулся, чтобы уйти, но повернул голову ко мне и бросил через плечо:
― И не повторяй своей ошибки с Шепитько!
И я, пристыженный, был вынужден читать от корки до корки эту бездарную тягомотину, состоявшую из набора скабрезностей (что, видимо, должно было характеризовать нашу диссидентуру), перемежаемую воспоминаниями фронтового летчика и рассуждениями на предмет того, что (якобы) любое общество можно описать на языке алгебраических систем. (При этом сам Зиновьев математиком не был, а был логиком; когда в интервью с ним пытались спорить, он обрывал: "Не спорьте со мной, я логик!" Хотя я, честно сказать, не понимаю, кто такие логики и чем они занимаются.)
Как я понял, главное значение этого труда было в том, что многие известные личности узнали (с изрядным неудовольствием) в персонажах себя. Но поскольку мне эти известные личности были неизвестны, как говорится, от слова "совсем", то и ожидаемого эффекта роман на меня не произвел.
Честно сказать, я ничего не помню из этой галиматьи. Кроме одного эпизода.
Там выведен (с симпатией) художник, написавший картину "Срывающий противогаз". На ней стоит человек с противогазом в руках, а художник поясняет: "Всем сказали, что воздух отравлен и нужно ходить в противогазах. И вот с одного человека противогаз случайно спал. И оказалось, что никакой отравы в воздухе нет. Людей обманули".
Это Срывание Противогаза стало последней каплей в глазах властей. Автору предложили поискать более комфортное место для проживания. Он выбрал Германию, страну с которой воевал. (Логик же!)
Там он прожил около четверти века, а когда появилась возможность и почувствовал необходимость, вернулся на Родину. И начал призывать немедленно раздать всем противогазы, поскольку воздух-де заражен западнизмом (игра слов: "Запад" и "западня").
Это показывает, кем был Зиновьев - прежде всего чудаком и великим путаником.
"Партоград"
С трудом расправившись с "Высотами", я решил всё же что-то еще из Зиновьева почитать. Выбор пал на "Партоград". (Название - смесь "партии" с "Петроградом" - я оценил. А когда в сноске было сказано, что в связи с изменением общественного строя город был переименован в Царёв, я, признаться, хохотал в голос.)
Честно скажу: хватило меня на десяток страниц. Но даже из этого маленького отрывка я понял важную - в смысле понимания мировоззрения Зиновьева - вещь.
Он пишет, что Партоград - город без истории. В том смысле, что он честно пытался изучить архивы этого города-государства, но не нашел там ничего, кроме того, сколько там было выпито, съедено и произведено мусора и отходов.
Понятно, что Зиновьев здесь "косплеит" Салтыкова-Щедрина с его городом Глуповом; такая же проекция страны на некий вымышленный город. И если Партоград не имел значимой истории, значит, и Россия ее тоже не имела; ее история начитается, по Зиновьеву, с появления узкой европейски ориентированной прослойки. И действительно, он не раз заявлял о том, что он пессимист и не видит в этой прослойке потенциала для регенерации великой державы; а остальная часть, народ, как полагается, безмолвствует.
И я понял, что Зиновьев никогда не сможет сказать то, что в свое время, в разгар Отечественной войны, сказал даже Демьян Бедный:
Ну не было у Александра Александровича такой веры. Увы.
В сухом остатке
Так что же можно ретроспективно сказать о Зиновьеве, кем он был? Что чудаком и путаником, я уже написал.
Он, подобно Лескову, конечно, был мастер каламбурно-парадоксальных заголовков и терминов ("Зияющие высоты"). А слово "человейник" даже вошло в обиход.
Он несомненно обладал независимостью суждений. Помню его интервью, где он сказал, почему СССР выиграл войну: побеждают системы (к сожалению, до такой простой мысли современные умы не доходят)... И с полным правом мог бы повторить слова Розанова: "У меня всё свое. Даже ошибки свои, а не заемные".
Ну а на вопрос, стал бы он, если бы знал, что его писанина будет способствовать падению советского строя, писать свои романы, однозначно ответил: "Не стал бы".
Логик, туды его в качель.
Комментариев нет:
Отправить комментарий